Как сообщалось в "ТД" №17, 2 ноября при храме святой Татьяны состоялся концерт Владимира Щукина, композитора и исполнителя, руководителя группы "Нечаянная радость". Вскоре он побывал в редакционном подвале и дал интервью, которое "ТД" и предлагает вашему вниманию.
- С чего все началось?
- Школа подворотни была, естественно. Во дворе я и научился первым аккордам. Вначале я играл на гитаре семиструнной, она была более популярной тогда, но под влиянием "Битлз" все стали переучиваться на шестиструнной играть. А потом и сам стал изучать шестиструнку и, естественно, песни "битлов". Блатные песни, Высоцкий и "Битлз" - это моя alma mater. А вот советская эстрада для меня совершенно отсутствовала. Я почти не воспринимал все, что там пелось. Еще нам нравились песни о Кубе. Я родился в 1954 году, а революция была там, в 1959 году, когда приезжал Фидель Кастро со своими кубинцами, и мы пели песни кубинские, такие искренние.
- Вы хотели бы, чтобы Ваши песни как-то заменяли рок?
- Да нет, зачем же, хотя свято место пусто не бывает, его занимает или одна культура, или другая. Я провел такой опрос в одной из воскресных школ - мне дети назвали около ста групп. Воспитатели пришли в ужас: они были в счастливом неведении. А дети смотрят фильмы ужасов и тому подобное - у ребенка, кроме церковной жизни, есть и свои интересы.
- Ребенок регулярно подвергается воздействию массовой культуры: один выстоит, а другой...
- Иногда мне приходится слышать от родителей: "Надо детей спасать, какие-нибудь резервации делать". Ну и наши церкви - это мое личное мнение, субъективное, - они превращаются как бы в эти резервации. Мы нашли свой круг близких людей и замкнулись в нем. Что, как староверы Лыковы, - в тайгу? А мне Москва нравится, и у меня такая теория, что нужно делать прививки: все равно ты должен жить в том обществе, народе, в котором родился, и нести свет Христов, а не замыкаться.
- И Вы хотели бы, чтобы Ваши песни были прививкой?
- Человек творческий - труба, через которую идет или глас Божий, или демонский, третьего не дано. Нейтральная позиция - самое худшее, наверное. Вот одна рок-опера меня в свое время очень приблизила к Богу, я стал через нее изучать Евангелие - это миссионерство, которое может идти и через музыкантов.
- То есть Ваше творчество - это не только светская музыка для православных, но и проповедь?
- Ну, естественно, вера без дел мертва, а мои дела - это мое творчество. Одно время я думал, что больше не буду петь, в моей жизни были только дом и Церковь, но раз Господь дал талант, его не надо зарывать, и меня благословили заниматься музыкой во славу Божию.
- Крещение сразу изменило Вас?
- Конечно. Еще в 15 лет я написал песню на стихи Блока "Девушка пела в церковном хоре" и сочинил припев "Спаси их. Боже, не дай погибнуть", и в школе мы ее пели на вечерах самодеятельности. И смысл некоторых моих песен для меня самого не сразу открывается, хотя некоторые думают: вот какой философ, берет глубокомысленные религиозные стихи. Меня отец еще приучил к такой поэзии.
- А Вы писали стихи сами?
- Да и сейчас пишу...
- Почему иногда Вы слегка изменяете стихи классиков, "улучшаете"?
- Композитор вправе это делать. Мусоргский к "Борису Годунову" прибавил и свои стихи, то же самое делали и другие композиторы "могучей кучки". А я себя считаю композитором. Несколько профессионалов дали хорошую оценку моим произведениям - Свиридов, Окуджава, Леденев, и другие. Сказали - продолжать, что я и стараюсь делать.
- А где Вы учились?
- В Театрально-художественном училище на звукорежиссера. Вообще я после школы не хотел нигде учиться, но отец советовал поступать. Парадокс еще в том, что у меня музыкального дипломированного образования нет - у меня самообразование. И музыкальная грамота мне очень тяжело давалась - все эти бемоли, бекары, тональности... Вот Пол Маккартни и до сих пор ее не знает. А учиться на звукорежиссера мне было неинтересно: я занимался своим ансамблем, электрогитарой, следил за всем, что происходит в музыкальном мире... Я и сейчас понимаю молодежь, которая хочет быть в курсе современной музыкальной культуры.
- Вы говорили, что любите театр?
- Да, хота часто я отношусь к нему очень критично. Сейчас мне даже интереснее авангард, классика иногда кажется скучноватой.
- Авангардный подход бывает интересен тем, что показывает мир с другой стороны.
- Да, можно себя открывать по-новому. Классика и авангард - это две составляющие одного - искусства, и не следует отвергать что-то одно. Авангард бывает и кухонный, затхлый, без любви, а это уже пустоцвет. Вообще настоящее искусство несет любовь. Та же поэзия Петрарки или Данте - все это связано с любовью...
- Ну, не в том смысле...
- Все равно. Возьмите любое настоящее произведение; вот религиозное живет потому, что это любовь к Богу. А будь это схоластика, оно бы умерло...
- Итак, Вы стремитесь к гармонии?
- Да. Я люблю и в шуме находить музыку. Может, займусь и музыкой из шумов.
- Такая музыка уже есть.
- Я знаю, но не боюсь показаться неоригинальным: ведь каждый из нас все равно неповторим.
- А в молодости Вам хотелось быть нетрадиционным, оригинальным, быть как хиппи?
- Естественно, пока человек еще не обременен всеми тяжестями жизни, он может себе позволить побыть этаким барчуком, что ли. Это дает человеку время определиться. А потом приходится зарабатывать, заниматься семьей, многие мечты и иллюзии рушатся; Но тут еще многое зависит от весовой категории.
- А какие Ваши самые яркие воспоминания от студенческих лет, вообще от семидесятых?
- Воспоминания? Да я, пожалуй, живу не воспоминаниями и не мечтами, я стараюсь жить настоящим днем. Мы предполагаем, Господь располагает.
- А то, что Вы пели раньше, - это было подражанием западному рок-н-роллу, тем же "Битлз"?
- Естественно. Но подражание не обязательно постыдно. Это даже необходимо. Вот азбуку мы используем: ее ведь не мы придумали, а Кирилл и Мефодий. Вообще учеба есть копирование самого лучшего, а для художника, музыканта - особенно. Творчество - это ведь как монашество, не с горя вдруг пришел, а призвание нужно.
- А песни иеромонаха Романа не повлияли на Вас?
- В некоторых передачах наши песни звучат рядом. Но у него такой монашеско-бардовский подход, а у меня - чисто композиторский. Хотя меня иногда к бардам и причисляют - я на гитаре играю. Кстати, гитара гораздо древнее, чем пианино.
- А сейчас Вы принимаете участие в бардовских концертах, в Грушинском фестивале и других?
- Почти нет. Как творческий человек и композитор я стараюсь учитывать время. Кто-то говорит, что творит вообще, творит для потомков, но так нельзя: кто знает, вдруг завтра конец света будет...
- Но ведь та же "Груша" сейчас процветает - за счет ностальгии?
- Нет, просто люди используют старую форму для нового содержания, для отдыха: приезжают с гитарами отдохнуть, выпить бутылочку-другую-третью у костра. Ничего плохого, конечно. Мне в свое время Булат Шалвович сказал: "Почему из этого сделали канон: вот эти песни можно петь под гитару у костра, эти нельзя?" - и Высоцкий не у костра сидел. Я помню, в конце 70-х нас выдворяли с фестиваля студенческой песни, потому что мы не соответствовали образу советского студента: в драных джинсах, цветастых рубашках. Я ходил с длинными волосами, с тесемочкой, как водится, на голове, а на ней зеркальце - как вот у врача бывает. Когда спрашивали: "Товарищ, а что это у вас за зеркальце на голове?" - я отвечал: "Чтобы мой собеседник мог себя видеть". Иногда на этот фестриваль приезжают проповедники: "Белое братство", кришнаиты и прочие. Я подумал: почему бы православным не приехать? Ну, и приехали мы, и я увидел такое противостояние. Мне сказали: "Что это ты приехал, ты в монастыре должен сидеть". И те же люди, которые раньше сидели в райкомах, горкомах, они и сейчас там в жюри.
- А тогда там тоже сидели люди из райкомов?
- Иначе не дали бы ничего проводить. В 80-м году там собралось около 10 тысяч человек - так воинские части пришли, а открывали все с горнами и барабанным боем, как пионерлагерь, - боялись этих масштабов.
Потом же вообще фестиваль прикрыли - он стал устрашающим. А сейчас это будет уже по-другому. Ну, приезжают с гитарами, но скучно и грустно смотреть: пьянка и не особо интересно. Выходят все те же старые аксакалы: Городницкий, Суханов, Никитин, а молодежь привозит магнитофоны, слушает совсем другую музыку - тяжелый рок. Люди просто отдыхают, но это называется: они приехали на "Фестиваль студенческой песни". Они делают свою свадьбу, устроители - свою.
- Музыка всегда была Вашей профессией?
- Одно время, когда я стал верующим, я расстался с музыкой, со всеми инструментами, изучал церковное пение. Хотя тогда это было сложно, ходил даже к старообрядцам, чтобы послушать знаменное пение. Я понял, что это мое, как и Рахманинов, и "Битлз". И сейчас я от этого не отказываюсь.
- Как Вы относитесь к песням на духовные темы Гребенщикова и некоторых других современных рок-музыкантов?
- Я не берусь судить коллег, здесь мы все ранимы и пристрастны. Некоторые известные писатели или музыканты терпеть не могли друг друга. Художнику приходится иногда быть и одним в поле воином, без поддержки. Вот и мне приходиться защищать себя. Одни мне говорят, что я на концертах много говорю, другие - мало. А после выступления нашей группы "Нечаянная радость" в Клину ко мне пришла целая депутация: "Как же так, как низко Вы пали, опустившись до уровня этой молодежи", - да, мы привезли синтезатор, барабаны, молодежь подпевала, плясала. Кого-то вывели из зала педагоги их воскресных школ, считая, что нельзя им такую музыку слушать. Этой депутации я напомнил притчу о заблудшей овечке.
- "Для всех" стал всем, чтобы спасти хотя бы "некоторых..."
- Да, мы исполняли с синтезаторами песню "Храм твой, Господи, в небесах" на стихи Гумилева - как мне говорили, это напоминало "Pink Floyd".
- А за что еще Вас критикуют?
- У меня один друг говорит: в критики идут те, кто сами ничего толком не могут. Ломать - не делать. По-моему, критик должен видеть только хорошее, даже если его только один процент. Вот ходил я с 1984 года на "Мелодию", хотел выпустить пластинку, а мне там сказали:" Зачем вам вообще эта пластинка - Цветаева, Ахматова, Мандельштам и прочие - никто это слушать не будет". Подобного вопроса я никак не ожидал. А тогда какой-то американец голодал по политическим мотивам, (он толстый был, ему это, может, и полезно было), и у нас была шумная кампания, собирали за него подписи. И я тоже пошел собирать подписи: взял у Свиридова, Распутина, Белова и других...
- Чтобы прошла пластинка?
- Да, и когда я на "Мелодию" пришел с этими подписями, мне говорят: "Ну что уж вы, зачем? Мы вас уже включили в план".
- Самый банальный вопрос: каковы Ваши творческие планы?
- Как можно больше выступать перед детьми. Вот сегодня мы в детском саду давали музыкальную сказку "Кот в сапогах" - я ведь еще и актер.
На концерте Владимира Щукина.
- Вы снимались в кино?
- В нескольких фильмах, в одном даже - в главной роли. Играл я молодого ученого в фильме "Он" у режиссера Татьяны Чивиковой. Она была под впечатлением "Сталкера" и Станислава Лема, и фильм был весь в таком же ключе. Интересный был фильм, но его тогда не пропустили. Потом на Таганке я занимался, был и актером-авангардистом в Театре импровизационно-сценического движения.
- А дворником не были?
- Был дворником, пожарником, потом и пастухом: видел эти удивительные рассветы... А сейчас я что-то вроде вольного художника, хотя у меня есть группа "Нечаянная радость" - с Дмитрием Ключевым и Евгением Коротковым. Готовим к выпуску несколько компакт-дисков и аудиокассет с различными концертными программами. В этом нам помогает газета "Первое сентября". Мы сейчас стремимся выйти на совершенно другую публику, чтобы не было замкнутого круга, от которого может произойти какое-то сектантство, и не бояться экспериментировать.
С В.В.Щукиным беседовали
Анна САХАРОВА,
студентка филфака МГУ
Анна ВИНОГРАДОВА,
студентка журфака МГУ
|
 студия ЩG, 2009-2010 |
 |